Глава Росрыболовства Андрей Крайний рассказал о проблемах отрасли
Глава Росрыболовства Андрей Крайний рассказал о проблемах отрасли — об искусственно выращенной китайской рыбе, браконьерстве и посреднических наценках в 666%, обнулении налога на биоресурсы для внутренних поставщиков и переговорах с McDonald's. Об этом сообщает www.fishnet.ru со ссылкой на Gazeta.ru.
— Вы возглавили в 2007 году. Сколько тогда ловили рыбы?
— В 2007 году — 3,4 млн тонн. В 2011-м выловили 4,3 млн тонн. Притом что рыбы в природе больше не стало. В этот объем не входит аквакультура и марикультура (искусственно разведенная рыба и гидробионты) — 152 тысячи тонн — и уловы рыбаков-любителей — эта рыба вообще не поддаются учету. За 8 месяцев этого года российские рыбаки выловили около 3 млн тонн.
— Это почти на 20 тысяч тонн меньше, чем за соответствующий период прошлого года. Объем вылова в этом году падает?
— Не «падает», а сохраняется на уровне прошлого года. Эта разница укладывается в суточный вылов. Если сравнивать показатели от года к году, то вылов за первое полугодие может оказаться немного меньше, чем за аналогичный период предыдущего. Всё-таки рыбу ловить — это не нефть качать. По-разному складывается промысловая обстановка, гидрометеорологические условия, бывают и проловы. Море, в конце концов, это суровая стихия, часто непредсказуемая. Ничего страшного. Все равно выйдем в целом по году на показатель в 4,3 млн тонн.
— За счет чего?
— После того как закончится путина красной рыбы и краба, рыбаки наверстают за счет дальневосточной сайры, селедки — ее вылов увеличится на 120 тысяч тонн. Кстати, мы больше всех в мире потребляем сельди — 40% объёма. Сейчас ситуация с выловом алюторской сельди улучшилась. Потрясающая рыба. Для неё характерно высокое содержание чрезвычайно полезного жира с неповторимым ароматом и нежным вкусом. Алюторская сельдь снова становится визитной карточкой Дальнего Востока.
— Сколько видов рыб сейчас вылавливается?
— Более 250 видов рыб, точнее, водных биоресурсов. Минтай, например, составляет основу промысла на Дальнем Востоке. За 8 месяцев этой великолепной тресковой рыбы добыто 1,3 млн тонн. Больше стали ловить трески в Северном бассейне — 250 тысяч тонн к середине сентября. Каспийской кильки выловили 900 тонн. Больше взяли крабов — почти 28 тысяч тонн. Лососевых добыто 410 тысяч тонн, сельди — 150, камбалы — 67, креветки — 6 тысяч тонн, 23 тысячи тонн макруруса, 30 тысяч тонн окуней, 50 тысяч тонн терпугов, 25 тысяч тонн наваги, 37 тысяч тонн кальмаров, 20 тысяч тонн сайры.
— А сколько вылавливали рыбы в СССР в пределах своих территориальных вод?
— Корректнее сравнить, сколько вылавливала Российская Федерация, входившая в состав СССР, — это те же 3,8—3,9 млн тонн. Почти столько же, сколько мы сейчас ловим. Учёные говорят, это почти предел, что мы можем ловить в наших водах. Всего СССР вылавливал в пике 11 млн тонн, разделяя 1—2-е место по объему вылова с Японией. Однако тогда промысел вели по всему Мировому океану…
— Что сдерживает вылов?
— Причин немало. Некоторые из них устранены. В частности, административные барьеры. А некоторые проблемы еще только предстоит решить. Рыбакам нужно помочь. Скажем, на промысле минтая стоимость необходимого горючего приближается к стоимости улова. Зачем выходить в море, возникает вопрос. Нужны налоговые льготы, субсидирование процентных ставок.
Нужно в полной мере запустить меры экономического стимулирования… Нам удалось изменить порядок получения квот на вылов. В 2007 году существовала такая процедура: доли квот на право вылова рыбы для рыболовных компаний утверждались ежегодно вот здесь, в этом здании.
Ежегодно на каждый морской или речной бассейн определяется общий допустимый улов. Это целая процедура: проводятся научные изыскания, экспертизы, публичные слушания и прочее. А затем этот объём делится на квоты, выделенные для субъектов хозяйственной деятельности, в процентах, на каждого. Например, квота на минтай. Если на этот год ученые дали добро на общий допустимый вылов 1,7 млн тонн минтая, то доля каждой компании, квота, вычисляется от этого объема.
ОДУ рассчитывается в зависимости от состояния биоресурсов, от возможности их воспроизводства. Некоторым видам рыб миллионы лет, а осетровым — десятки миллионов. Мы должны сохранить их для потомков, поэтому в ОДУ заложены не только возможности вылова, но и возможности воспроизводства, восстановления ресурса. Обратите внимание на то, что закон о рыболовстве полностью называется «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов».
До моего прихода в был такой порядок: каждый год в июле, августе, сентябре перед зданием Росрыболовства на Рождественском бульваре появлялись люди с загорелыми обветренными лицами со всех регионов страны, ходили тут под высокими липами с тяжелыми спортивными сумками, вызывали чиновников на разговор, шептались с ними, доверчиво заглядывали в глаза, делали предложения, от которых было чрезвычайно трудно отказаться.
— Не отказывались?
— Ну, я, что называется, свечку не держал, но, судя по всему, не отказывались. И делалось это не потому, что чиновники были вороватые, а рыбаки нечестные.
Система была такая. Квоты выдавались на год. Между тем рыболовство — затратный долгосрочный бизнес, за спиной руководителя компании — суда, промвооружение, экипажи.
Вы не можете строить бизнес, если не видите перспективы на несколько лет вперед. Поэтому приходилось всякий раз, каждый год заново «договариваться» с чиновниками.
Я понял, что эту систему надо менять. Я пришел к выводу, что надо давать доли квоты на вылов рыбы не на год, а сразу на 10 лет. Соответствующие поправки в закон о рыболовстве были внесены. Коррупционная нагрузка на отрасль в итоге была снижена. Процедура квотирования стала прозрачной и понятной. Это революционный этап в развитии отрасли. У рыболовного бизнеса появился горизонт планирования. Сейчас мы предлагаем продлить владение квотами до 20 лет.
— Что еще мешало?
— Вылов каждого вида жестко регламентировался. ОДУ в то время делали даже на малоценные виды.
Совершенно не выгодно было выходить в море. Поэтому многие виды дешевой столовой рыбы перестали ловить. Для рыбаков это было экономически не целесообразно. Дешевая рыба почти исчезла из продажи.
В конце концов мы перестали устанавливать общий допустимый улов на более чем 50 видов рыб. Бычки, камбала, мойва, трубачи, корюшка, навага, устрицы, спизула, кефаль, мидии, краснопёрка, ламинарии, кукумарии. Теперь достаточно прийти в теруправление, оставить заявку и через пару дней можно выходить на промысел.
— Какой максимальный возможный объем промышленного лова в наших водах?
— Отраслевая наука, повторю, говорит о 4,5 млн тонн, максимум — 5 млн. Перерабатывать, кстати, можно было бы больше. Мощности загружены не полностью.
— Какие еще проблемы мешали наращивать вылов?
— Мы ввели в закон правило о том, что вся рыба, выловленная в экономической зоне России, должна предоставляться на российское таможенное оформление. Мы не запрещаем экспорт рыбы — пожалуйста, везите. Но прежде пройдите российскую таможню, оплатите необходимые сборы — и в добрый путь.
Вылов увеличился в 12 раз в первый же год после введения этой нормы. Но не потому, что ловить стали во столько же раз больше. Просто рыба вышла из тени.
Ограничения возникли и тогда, когда была принята Конвенция ООН по морскому праву. В соответствии с этой конвенцией были введены 200-мильные экономические зоны для стран, имеющих морскую береговую линию. Если хочешь ловить в экономической зоне другой страны, ты должен заключить с этой страной договор, заплатить пошлину и только тогда имеешь право на лов. Либо ловить за пределами этой зоны. Некоторые страны навязывают создание совместного предприятия с местными рыбаками. В противном случае вход в зону будет запрещен.
По этим причинам, вылов падает у многих государств, которые этим традиционно занимались.
Кстати, американцы и канадцы не дают ловить и за пределами своих 200-мильных зон. Потому что у них там молодь рыб — это вопрос сохранности биоресурсов. Все прибрежные страны ужесточают право доступа в свои зоны. Да и Мировой океан почти полностью делится на конвенционные районы.
Всё дело движется к тому, что и мировые запасы рыбы будут квотироваться. Мы в целом в мире подошли к тому порогу вылова, за которым запас не будет восстанавливаться, поэтому требуется регулирование.
— Локальные компании могут ловить, как хотят и сколько хотят, внутри 200-мильной зоны?
— Для своих, конечно, особые правила. Но наибольший урон биоресурсам наносят большие промысловые суда, а не местный «москитный флот» — местные небольшие шлюпки, катера, пироги. Они много не выловят. И потом нужны исследования, чтобы знать, сколько можно ловить, где вести промысел и так далее.
У африканских стран отраслевой науки нет. И флота большого нет. По крайней мере, если говорить о Марокко, Мавритании, Гвинее, Намибии, Анголе, Сенегале и других странах Западной Африки, у них нет своего большого флота. А деньги за вход в промысловую зону берут немалые. Недавно Евросоюз подписал договор с Мавританией: годовые условия за право вылова планируется в размере 119 млн евро в год, прежний взнос составлял 67 млн евро.
— Вы сказали, что «рыба вышла из тени», вылов увеличился почти на миллион тонн, но многие люди не видят нормальной рыбы.
— Им нужно открыть глаза. Среднедушевое потребление в 2007 году было 12,7 кг на человека, в 2011-м — 22 кг. Это по данным Росстата.
Причем мы ведем дискуссию с Росстатом, мы полагаем, что фактическое потребление рыбы больше, чем они считают. По очень простой причине. У Росстата два способа подсчета, которые суммируются. Первый способ — опрос домашних хозяйств. Здесь получается цифра, близкая к той, которую мы получаем: в среднем за год — 24 кг.
Второй способ — по отчетам предприятий. Но в эту статистику не попадает малый бизнес, которого в рыболовстве примерно 60%.
— Как вы предлагаете считать потребление рыбы?
— У нас есть система получения оперативной информации об уловах. Каждое судно подает ежесуточно донесения об объёме выловленной рыбы. Теперь считаем: за год поймали 4,3 млн тонн. Повторяю, это без аквакультуры и любительского лова. На экспорт вывезли 1,1 млн, и 750 тысяч завезли. Получается, что около 4 млн тонн рыбы оказалось на внутреннем российском рынке. Делим этот объём на 142 млн россиян и получаем потребление в живом весе: 28 кг. Именно так — в живом весе на душу населения — считает Food and Agriculture Organization of the United Nations. Это корректный счет. По российским регионам потребление рыбы значительно отличается. Камчатка, Магадан, Приморье потребляют рыбы, конечно же, больше, чем 28 кг.
— Как тогда вы прокомментируете такую статистику: по итогам I полугодия по отношению к аналогичному периоду прошлого года в России зафиксировано снижение производства рыбопродукции на 2,1%, до 1,7 млн тонн. По всем основным группам. Наибольший спад в производстве зафиксирован по кулинарным рыбным изделиям — на 12,9%, филе — на 8,9%, пресервам — на 8,4%, икре лососевой — на 7,1% и так далее.
— Рядом со зданием Росрыболовства, в 300 метрах ниже по Рождественскому бульвару, один из сетевых магазинов, там 14 видов селедки. На любой вкус: с перцем, по-исландски, в винном соусе. Какую хочешь! В тридцати километрах по Дмитровскому шоссе небольшой рыбный магазин — 46 наименований морепродукции. Вы в магазины-то ходите?
— В одном из интервью вы пообещали построить в Подмосковье рыбоперерабатывающие заводы, а страну накрыть сетью магазинов «Океан», в которых будет не только селедка, а любая рыба, продавать ее планировалось без посредников, по приемлемой цене. Сейчас в Москве один магазин «Океан».
— ничего не строит и ничем не торгует. Более того, даже создание правил в этом секторе экономики не входит в наш функционал. Однако, наш призыв об «Океанах» многие услышали. Сейчас по стране их больше 80. В 37 регионах открыты рыбные магазины типа «Океан». Не везде они, кстати называются «Океан». Скажем в Новосибирске это «Рыбный день», в Самаре — «Рыбная лавка». Тут даже не в названии дело, а в специализации. Но это дело бизнеса, а не чиновников.
В Москве ситуация для торгового бизнеса, а это малый бизнес прежде всего, такова, что продавать рыбу дешевле, чем у сетевых ритейлеров, не получится. Из-за стоимости аренды торговых площадей.
И не забывайте, что рыба — монопродукт. Монопродуктовые магазины любого профиля тяжело выживают. Везде, даже в США.
Кроме того, насчет «Океанов»… В СССР существовало понятие планово-убыточная рыба — треска, например. Она доходила до прилавка по 3 рубля за кг, а продавалась по 1,80. Разницу доплачивало государство. Советский Союз мог себе это позволить, Россия — нет. В СССР была такая идеология: треска должна стоить дешево. Это, кстати, заблуждение. Треска — высококачественная дорогая рыба.
Да, мы пропагандировали идею создания сети магазинов «Океан», проводили семинары на эту темы, подсказывали, где лучше закупить торговое оборудование… Мы продолжим факультативно заниматься этими вопросами. Российскую рыбу нужно продвигать к российскому потребителю.
— Уточните тогда, где заканчивается сфера вашей компетенции.
— На причале. Там заканчивается наш функционал. Ещё раз повторю, мы занимаемся торговлей факультативно, понимая, что пока этим заниматься больше некому. Минпромторгу, видимо, важнее слово пром, чем торг. Да и не дело Минпромторга регулировать частную торговлю. И не наша компетенция создавать сеть рыбных магазинов. А на рынке сегодня тоже нет игроков, способных это сделать. Нет масштабных игроков.
— В 2007 году Лев Хасис, возглавлявший тогда Х5 Retail Group, говорил, что его сетевые магазины готовы перепрофилировать часть магазинов сети в рыбные «Океаны». И продавать морепродукты по приемлемой цене. Но при одном условии — обеспечение бесперебойных поставок.
— Г-н Хасис не совсем был погружен в эту тему. По определению не может быть, биологически не может быть бесперебойных круглогодичных поставок рыбы. Рыба — сезонный товар. Путина красной рыбы на Камчатке началась в июле, а закончится в сентябре. Немного позднее закончит Сахалин. И все, в ноябре не будет ни одного хвоста. Минтаевая путина — с 1 января по 15 марта. Крабы запрещены к вывозу до 15 сентября, потом только начнется промысел. Мойва два месяца зимы ловится. Сайровая путина — сентябрь — октябрь.
К слову, мне ресторатор Аркадий Новиков тоже говорит: дай мне навагу. Круглый год! Я не могу менять меню каждый раз.
Даже бизнес не понимает цикличности промыслового бизнеса. Не понимает, что одна путина сменяет другую и бесперебойной поставки рыбы быть не может. В западных странах рестораторы меняют меню часто — есть понятие «рыба дня».
— Напомните, какая норма, отвечающая требованиям здорового питания, отводится рыбе?
— 18—20 кг в год на человека. Мы ставим задачу нарастить потребление до 28 кг. В соответствии со стратегией развития отрасли, утвержденной правительством.
— К 2020 году?
— Да, выйти на потребление 26—28 кг на человека. И к 2020 году у нас есть еще одна цель — чтобы 80% рыбопродукции на прилавке было отечественного производства.
— Потребителя не интересует, отечественного или импортного производства. А вкусная или качественная — интересует. И цена.
— Не интересует до той поры, пока ты не понимаешь, что ты ешь. Если ты ешь китайскую тиляпию, вьетнамского пангасиуса или какую-нибудь искусственную норвежскую рыбу, то, когда ты узнаешь, как ее выращивают, интерес появляется сразу.
Всю эту «аквакультуру» выращивают. Это очень удобно для ритейлеров. Можно вырастить рыбу нужного размера к определенному сроку. Но это малосъедобно. Не советую покупать. Я сам видел в Китае, как разводят ту же тиляпию, в какой дряни она плавает. Эта рыба годится только для аквариума, не для еды.
Насчет цены… В 2008—2009 году в разгар кризиса потребление рыбы выросло. Рыба на самом деле не дорогой продукт. По сравнению с мясом. 70—80 рублей за кг рыбы не много. Мойва, вкуснейшая рыба, стоит у рыбаков 12 рублей за кг, а дальше идут накрутки за логистику и в Москве в розницу она продается уже по 80 руб. Притом что доставка 1 кг мойвы и любой рыбы от Мурманска, с берегов Баренцева моря, стоит 2,5—3 рубля. Когда мы попытались разобраться в механизме такого ценообразования, нам ритейлеры ответили: так ведь берут по такой цене. Альтернативной системы торговли не существует.
Заставить ритейлеров продавать дешевле невозможно. В частных беседах они признаются, что им вообще не интересно торговать дешевой морской рыбой.
Они говорят, что маржа у них на продаже продуктов питания в среднем 30%. А от вашей мойвы 30% — это 3 копейки, говорят они. От норвежской семги 30% — это 150 руб. При одинаковых трудозатратах.
— Значит, полноценный рыбный рынок в Москве (ночью поймали — утром доставили) — вещь нереальная? В силу удаленности от моря?
— Почему же. Есть компании, которые готовы и в Москву доставлять свежевыловленную рыбу. Например, с Сахалина. Правда, такой товар — это не для всех, это премиум-сегмент.
Сегодня не проблема заказать себе свежей корюшки. Есть такие компании — их легко найти в интернете. Доставят с Сахалина самолетом. Бизнесу это обходится по 20 рублей за кг живого веса, доставка самолетом — 70—80 рублей за кг, а продают по 120 рублей. Тяжелый бизнес, но это вполне возможно.
— Сколько часов (по техническому регламенту) рыба считается свежей?
— Это вообще не проблема. Есть технологии, которые сохраняют свежесть. Так называемый жидкий лед замораживает до минус 18 градусов, и 3 суток рыба свежая. Для нас вполне годится так называемая шоковая заморозка до минус 50. Главное, чтобы с промысла её правильно доставили к потребителю, не дефростировали.
— Есть оценки, сколько морской рыбы вылавливают браконьеры?
— Сколько тонн вылавливают браконьеры — физические лица, сосчитать невозможно. Они же отчёты о своей деятельности не отправляют никуда. Есть экспертные оценки. Если говорить о промышленном браконьерстве, то оно развито преимущественно на Дальнем Востоке. Но сейчас оно снижается. Объясню почему.
Мы дали компаниям колоссальные квоты на 10 лет. Легальным рыбакам рисковать теперь нет смысла. Если поймаем мы или пограничники, самое страшное наказание — не штрафы и даже не уголовное преследование, а отзыв квоты на вылов. Этот объём выставляется на открытый аукцион.
Заниматься браконьерским выловом терпуга, ставриды или трески и возвращаться с этой рыбой к себе на базу точно не выгодно. Раньше было так, рыбаки рассказывали. Они выходили в море, предварительно договорившись с таможенниками, с пограничниками, со всеми контролёрами, чтобы выловить больше, чем позволяет квота. Но теперь это не выгодно. Дешевле обходится, если платить налоги, а не отчислять нужным людям.
— Не выгодно браконьерить?
— Нелегальный лов морского ежа выгоден. Потому что еж страшно дорогой. Почти все виды краба — камчатский краб и краб-стригун — тоже очень дорогой и страшно выгодный живой товар. В 2011 году из России в японские порты поставлено 32 тысяч тонн крабов, что составляет около 70% всего импорта крабов в Японию. На самом деле в Японию за счет нелегального вылова поступает краба больше. 30 тонн камчатского краба — это более $100 тыс. В месяц можно сделать четыре ходки за крабом или ежом.
У рыбаков есть поговорка: «ходка — сотка». Браконьерят обычно на небольшом суденышке под флагом третьей страны. Например, под флагом Белиза или Грузии.
У этих стран можно купить комплект документов на право выхода в море всего за $3 тысячи. Естественно, без права ловли в наших водах.
— И как же оценить объем нелегальной ловли?
— Мы имеем возможность сравнивать данные Дальневосточной таможни о вывозе на экспорт и данные японской или южно-корейской таможни о ввозе рыбы. Разница между официальным вывозом и ввозом и есть объем браконьерства.
В 2007 году браконьерская разница тянула на $2,5—3 млрд, в прошлом году — $700 млн. Повторяю, в основном этот бизнес на крабе, который стоит в 20 раз дороже, чем рыба.
В северных морях у нас почти нет браконьерства: еще в 2008 году были подписаны договоры о совместном контроле за выловом с Норвегией, Испанией, Португалией и другими странами Евросоюза. Контролируется это так: капитан российского судна с треской идет, скажем, в Португалию. Дает радиограмму: иду с грузом, судно такое-то. Португальцы тут же запрашивают нас, есть ли у этого судна разрешение на промысел. Мы смотрим документы и отвечаем: да, разрешение есть, скажем, 500 тонн он уже выловил и выгрузил, имеет право еще на 500 тонн. Если мы не подтверждаем — ни в одном порту ЕС браконьер на сможет выгрузить улов.
Более того, судно попадает в «черный список» и в дальнейшем не сможет выгрузиться ни в США, ни в странах Южной Америки. Это конец бизнесу. Сегодня ни одному капитану, даже если судовладелец будет приказывать ему, в голову не придет заниматься браконьерством. У нас уже работает соглашение с КНДР, С Республикой Корея, подписали аналогичный документ в рамках АТЕС с Японией, до Нового года, надеюсь, подпишем с Китаем. Работа над такими соглашениями всегда сопряжена с огромными усилиями и компромиссами. Однако, результат того стоит.
— А на Каспийском море?
— На Каспии масштаб браконьерства не сопоставим с дальневосточным, значительно ниже. Но и там действуют международные криминальные группировки. Судно выходит в море, например, из Дагестана, а с уловом идет, например, в Казахстан. Основной объект ловли — осетр. Периодически случаются браконьерские войны со стрельбой, кровью и трупами. Там все по-настоящему.
Но самая действенная мера против браконьеров — не по камышам их гонять, хотя и это нужно, а выдергивать из-под браконьеров прилавок, торговлю. Экономически наказывать.
— Что даст потребителю вступление России в ВТО?
— Будет больше свежей рыбы. Сейчас у нас обратная пирамида: 90% консервы и всякой сушеной и соленой рыбы, 10% свежей. Будет больше всяких полуфабрикатов — филе, биточков. Хотя это и обработанная рыба, в варианте фастфуда, но это настоящая дикая рыба, кусок рыбы. Даже в McDonald's. Ее сложно испортить. В Германии, Великобритании вкуснейший рыбный фастфуд. Мы к такому придем.
Второй тренд — замещение мяса рыбой. И не только по причине вступления в ВТО. Население России стареет. И толстеет. А белки в рыбе усваиваются лучше, легче. Рыба более здоровый продукт, чем мясо. А по питательным свойствам не хуже.
— Есть угроза банкротства российских компаний в связи с требованием ВТО по снижению таможенных пошлин?
— Нет, рынок растущий. Но есть опасность увеличения поставок в Россию некачественной рыбной продукции, в первую очередь из Китая, из Вьетнама. Или вполне съедобной, но искусственно выращенной. Стоит ожидать увеличения продукции из Тайваня, Индонезии. Эти страны занимают второе-третье место в мире по выращиванию аквакультурной рыбы. Марокканцы, греки придут со своей продукцией.
— За рубеж идет по преимуществу необработанное сырье?
— Доля обработанной рыбы в российском экспорте — 10%. Но есть рынки, Южная Корея, например, на которых востребована необработанная рыба. Почему? Они используют и головы и хвосты. На экспорт в основном рыба уходит в замороженном виде, без головы.
— Основная наша экспортная рыба?
— Минтай. Основной потребитель — Китай. Эта страна давно уже считается главной мировой перерабатывающей фабрикой.
На втором месте в экспортных поставках треска из Баренцева моря. Испания и Португалия готовы подписать с Россией договоры на поставки трески хоть на 100 лет вперед. У них это национальный продукт, особенно в сушеном виде. Это повелось еще с крестовых походов.
Гнать на экспорт необработанную треску не выгодно. Бизнес это понимает. И, получив квоты на 10 лет вперед, начинает понемногу инвестировать в модернизацию флота, в переработку. Закупается оборудование… Значительная часть трески сейчас разделывается до филе кусочками. А это продукция с высокой добавленной стоимостью, почти готовая к употреблению. Эта продукция идет на рынки Европы, США, даже Японии.
— То есть на экспорт идет полноценная рыба — дикая треска, а на российский рынок — китайская искусственно выращенная тиляпия?
Пока действительно выгоднее гнать рыбу на экспорт, а закупать у китайцев. Но этот тренд мы намерены переломить. Сейчас такая ситуация.
Судно пришло в Китай, на борт поднимается торговый агент, смотрит в трюм, оценивает улов, после получения денег — разгрузка. В России все иначе: рыбаки месяцами ждут оплаты, рыба еле-еле движется к покупателю. Стоимость хранения отражается на розничной цене. А ещё прибавьте алчность трейдеров.
Кстати, это характерно не только для России. Например, разница цены рыбака с борта судна с розничной ценой в Японии в три раза, в США до пяти доходит.
— Как сократить путь до прилавка?
— Проблема в отсутствии крупных трейдеров. У нас нет аналога компании Unilever, которая выкупает 15% всего мирового улова. Одна.
Вторая проблема: если вы выловили рыбу в экономической зоне России и везете ее на экспорт, то вам возвратят НДС. Если продаете на внутреннем рынке — вам его прибавят. Получается, что выгоднее опять же экспортировать.
Российской экспансии мешает и отсутствие сертификата Морского попечительского совета о том, что рыба выловлена экологически безвредным способом, в безопасном районе и прочее.
Без сертификации вылова этим попечительским советом крупные трейдеры отказываются покупать рыбу. В Россия проходит эта процедура сертификации уже 2,5 года. Надеюсь, до конца года получится. Многие компании сейчас заново открывают для себя рынок Европы, Северной Америки. Тот же McDonald's, который продает филе-о-фиш. Это филе из минтая.
Сейчас МcDonald's закупает минтай в Дании, что довольно странно: Дания минтай не ловит. МcDonald's говорит: дайте сертификат на минтай, и мы будем закупаться в России.
Чтобы был понятен объем рынка минтая, скажу: только в России МcDonald's продает в сутки 1 млн порций филе-о-фиш. Даже если это порция весит 50 граммов, объем продаж все равно колоссальный. Мы продаем на внутреннем рынке 300 тысяч тонн минтая. Можем продавать гораздо больше.
Кстати, затянувшаяся история с получением сертификата Морского попечительского совета — это образец конкурентной борьбы. Морской попечительский совет создан по инициативе бизнеса США. Россия и США делят почти пополам мировой рынок минтая. Вот почему эта история тянется и тянется.
— Поясните, пожалуйста, почему едва ли не весь рыболовецкий флот в России морально устаревший, не скоростной? Сколько стоит небольшое новое судно, купив которое, можно ловить с прибылью?
— Самое скромное новое суденышко длиной 22—24 метра с экипажем 12 человек — малый рыболовный траулер или МРТК, в просторечии «мартышка», — стоит 35 млн рублей. Деньги немалые. Не случайно до последнего времени российские рыболовецкие компании скупали в Европе секонд-хенд.
— Почему перестали покупать?
— Весь секонд-хенд, который на плаву, выкуплен. В Европе не осталось старого флота. А новые суда строятся в основном опять же за границей — в Хорватии, Сингапуре.
— Но в России действуют несколько крупнейших судостроительных заводов…
— Да. В Благовещенске есть судостроительный завод, на котором сейчас строятся небольшие суда для частного флота. Но его мощностей не хватает. А большие заводы, которые были построены в советское время, работали преимущественно на оборону, строили военные суда, огромные фрегаты, линкоры. Верфи этих заводов не приспособлены для строительства малого рыболовного флота. На таких заводах километровые цеха, которые надо освещать, отапливать. Сотни человек персонала. Одно конструкторское бюро — 200 человек. Для строительства рыбопромыслового флота такие масштабы не нужны. Поэтому издержки столь высоки, что когда на такой завод приходит заказ на рыболовное судно, то заказ становится неоправданно дорогим.
— Такой завод невозможно перепрофилировать?
— Нельзя одну отрасль спасать за счет другой. Я имею в виду спасать военное судостроение за счет гражданского. Это неправильно. И те не выплывут, и эти утонут.
— Могут ли рыболовецкие компании обновлять флот за счет прибыли?
— Все зависит от того, что вы ловите, на что имеете квоту. На Камчатке на ловле минтая расходы на судно окупятся за 3—4 года. На мойве потребуется 8 лет.
— Что должно сделать государство, чтобы судостроение стало конкурентным?
— Нужно в полном объеме субсидировать процентные ставки по кредитам. Причем субсидирование ставок необходимо закладывать в госбюджет на 7—8 лет вперед. Банки сегодня говорят рыбакам: как мы тебе дадим кредит на 8 лет, если у тебя госсубсидия по процентной ставке прописана всего на год? А дальше что?
Второе: нужно сделать право на вылов, точнее, долю квоты на вылов залоговым инструментом для коммерческих банков. Право на вылов — это ликвидный товар. Если рыболовецкая компания обанкротилась, квоту можно легко продать на аукционе. Тогда банки будут заинтересованы инвестировать в лов.
Третье: к строительству судов необходимо подключать страховую компанию, которая будет гарантировать, что судно построят в срок и за указанную в контракте сумму. Верфи сейчас нередко пытаются увеличить стоимость проекта, оправдывая это тем, что, например, металл подорожал.
Четвертое: нужно понимать, что у рыбаков нет возможности купить отечественное оборудование для разделки рыбы или надежные дизели, холодильники. Проблема не в том, что отечественное оборудование хуже импортного. Отечественных аналогов часто вообще нет. Не понимаю, что мешает создать совместное производство с зарубежными партнёрами и производить дизели, которые сейчас очень востребованы отраслью.
— А что с налогами?
— Возможность снизить налоги есть. Например, существует налог за пользование водными биоресурсами. Сейчас если у вас доля рыбной продукции составляет 70% и выше, то есть вы именно рыбная компания, тогда вы платите 15% от ставки этого налога.
Мы предлагаем взимать налог иначе: если продаешь рыбу в России — ставка ноль. Если везешь на экспорт — ставка 50%. Тогда рыболовные компании начнут считать, что выгоднее — экспортировать или продавать на российском рынке. Причем бюджет от этого не потеряет ничего — мы считали.
Нам стоило большого труда убедить Минфин в том, чтобы суда, построенные или модернизированные за пределами России, надо освободить при ввозе в страну от НДС и таможенных платежей. Минфин относился к этим судам как к доходу. Мы объяснили, что, если облагать такие суда налогом, они не вернуться в Россию. А если снять налог — эти суда вернуться с рыбой.
Мы получим рыбу, суда будут бункероваться в России, обслуживаться в России, это рабочие места, это развитие порта и так далее. Вот в чем выгода для бюджета. Но пока ситуация такая: судно из Мурманска, работает в зоне Норвегии, и экипаж меняется в Киркенесе — в 200 км от Мурманска. Киркенес был деревней, стал городом. Нужно стимулировать продажу рыбы прежде всего на внутреннем рынке. А не призывать рыбаков к патриотизму.
— В правительстве Владимира Путина Росрыбовство было на особом положении, не подчинялось министерству. Так же как и Федеральная антимонопольная служба. Вы были напрямую подчинены премьеру. Сейчас ваше агентство входит в структуру Минсельхоза. Явное понижение статуса. Чем вызвано?
— Вице-премьер Аркадий Дворкович уточнил наши полномочия. Он сказал, что Минсельхоз не командует м, но контролирует выполнение возложенных на агентство обязанностей. Передача в ведение Минсельхоза логично. Объединено всё продовольствие. Рыба, как и мясо, хлеб, тоже продукт питания. При объединении двух ведомств в одно, я надеюсь, можно будет расширить полномочия и решать проблемы рыбохозяйственного комплекса страны в целом. Недостаточно только ловить или выращивать, нужно развивать переработку, хранение, транспортировку рыбы и рыбной продукции. Для этого требуется единое ведомство с соответствующими полномочиями.
