Интервью с генеральным директором Русское море-Добыча

Компания "Русское море — Добыча" (РМД), созданная Глебом Франком и Максимом Воробьевым в 2011 году, успела стать крупнейшим держателем квот на минтай в России и поучаствовать в сделках по покупке ряда компаний, подозревавшихся в аффилированности с гонконгским холдингом Pacific Andes. О том, какие задачи были поставлены акционерами компании перед менеджментом и насколько успешно их удается реализовывать, в интервью рассказал генеральный директор и совладелец РМД АНДРЕЙ ТЕТЕРКИН. Об этом сообщает www.Fishnet.ru со ссылкой на Коммерсант.

— Компании нет еще двух лет, но ее поведение на рынке его участники характеризуют как агрессивное. Какие задачи ставились акционерами перед менеджментом? 

— Задачи были поставлены весьма амбициозные, создать компанию — мирового лидера, входящего в топ-5 крупнейших рыбодобывающих компаний мира. Для этого ежегодный объем вылова РМД должен достичь от 700 тыс. до 1 млн тонн на горизонте трех-пяти лет. В эту цифру могут входить как квотируемые, так и неквотируемые водные биологические ресурсы (ВБР). В России, для сравнения, в год добывается порядка 4,25 млн тонн рыбы и морепродуктов. Но я не стал бы придавать слишком большое значение объемным показателям. В данном случае мы говорим о размерах не как о цели — "взять Варшаву к 7 ноября",— а скорее как о размере бизнеса, который позволяет добиваться высоких операционных показателей. Рыбодобыча — это как раз тот случай, когда размер бизнеса позволяет получить экономию на масштабе, существующую в отрасли. Иными словами, это не самоцель, а основание для реализации возможностей, появляющихся у компании для повышения капитализации. 

— Почему рыбодобыча? "Русское море" на рынке в большей степени ассоциируется с рыбопереработкой. С чем связано такое изменение приоритетов? 

— Вероятно, это обусловлено некоторой общностью акционеров группы компаний "Русское море" и компанией "Русское море — Добыча", которая, как мы уже не раз заявляли, в группу не входит. РМД и ГК "Русское море" — разные структуры с разным бизнесом и различным составом акционеров (см. справку.— "Ъ"). Решение, же принимавшееся по созданию новой компании, обосновано рядом экономических факторов, обеспечивающих привлекательность сегмента рыбодобычи. Во-первых, это опережающий рост потребления животных протеинов и повышение качества питания в развивающемся мире. Во-вторых, этот бизнес является достаточно рентабельным по сравнению с другими сегментами. В среднем по отрасли рентабельность по EBITDA оценивается в 10-25% в зависимости от состояния судов, наличия и объема квот и ряда дополнительных факторов. Если кто-то из игроков показывает рентабельность ниже, то я бы сказал, что предприятие, скорее всего, неэффективно управляется и/или не инвестирует в обновление активов, поскольку при нормальном состоянии флота добыча является достаточно доходным делом. У РМД достаточно производительные суда, соответственно, и рентабельность повыше, чем среднерыночная. 

Третьим основополагающим фактором при принятии решения стало то, что в этом секторе мы имеем дело с возобновляемым биологическим ресурсом. Во многих других отраслях вы зачастую имеете отношения с партнером, который может обанкротиться, может поднять вам цены, то есть постоянно является источником дополнительного и не всегда предсказуемого риска. Чем длиннее цепочка создания стоимости, тем больше шансов, что ваш контрагент может подвести. Здесь все очень коротко — рыба добыта, практически сразу переработана в продукт, который еще через одну переработку и транспортную операцию оказывается в рознице у конечного потребителя. 

— Вы в отрасли человек новый, а рыбодобыча — сегмент весьма специфический. С какими трудностями столкнулись? 

— Я в рыбной отрасли с начала ноября 2012 года. Но я не устаю повторять, что законы управления, если его не воспринимать как развлечение, объективно работают. Если правила управления компанией нарушаются, она не будет успешной, если соблюдаются, то будет или, по крайней мере, станет показывать лучшие результаты, чем ее коллеги по рынку. Что касается трудностей и сложностей, я бы не сказал, что что-то сильно мешает нам работать. Для России рыбодобыча — это традиционно мощный сектор, тем более что страна унаследовала практически всю береговою линию бывшего Советского Союза. РФ входит в пятерку крупнейших добывающих стран мира и в тройку ведущих экспортеров. В этом смысле мы унаследовали уже готовую отрасль, которая по праву считалась одной из крупнейших в мире. Сейчас в силу ряда исторических процессов, происходивших в стране с начала 90-х, мы объективно отстали. Существует достаточно серьезный долг в плане инвестиций, особенно в суда, остро стоит проблема с кадрами, в первую очередь плавсостава и основных рабочих специальностей. Определенные пробелы имеются в законодательном регулировании. Эти три момента являются теми областями, где возможны дальнейшие совершенствования и улучшения, но они не являются в буквальном смысле сложностями, которые бы делали отрасль потенциально непривлекательной для инвесторов. 

— Каковы основные риски, которые вы для себя видите? 

— Я бы разделил их по принципу в стране и в мире. Что касается мировой рыбодобычи, то это достаточно высокая волатильность цен. По ряду продуктов цены в течение года могут колебаться в среднем на 40-50%. Так, например, было с сурими в 2013 году. Конечно, это серьезный фактор нестабильности. Вторая глобальная проблема — незаконный, нерегулируемый и несообщаемый промысел, который является проблемой для всех стран. В этой связи довольно многочисленные организации, которые занимаются сертификацией мировых промыслов рыбы, должны играть роль своеобразного барьера для браконьеров, а не использоваться как инструмент рыночной борьбы, как это зачастую происходит — когда MSC или другие сертификационные органы используются как средство ограничить конкуренцию, со стороны российских поставщиков минтая например. При этом минтай называют "аляскинским". Что тоже несправедливо, поскольку большая часть этого вида рыб вылавливается в российской экономической зоне. В свое время СССР сделал огромную уступку американцам, сдвинув морскую границу в сторону России. Наверное, на тот момент на это были свои причины — история рассудит, но факт остается фактом, сейчас мы могли бы добывать намного больше минтая... 

В России основные экономические и бизнес-риски связаны со старением флота и его кадровым обеспечением. Все остальное это скорее текущие недостатки, которые при определенных условиях могут быть исправлены, но в какой-то момент могут превращаться в риски, как ситуация этого года с прибрежным рыболовством на Камчатке (см. "Ъ" от 13 июня.— "Ъ"). Это проблемы, которые возникают ежегодно из-за существующих пробелов в законодательстве. Нам всегда приходится помнить о вопросах правового регулирования, при определенных обстоятельствах они могут стать угрозой стабильности бизнеса. 

— В последние год-два государство уделяет достаточно большое внимание рыбной отрасли. Вспомнить хотя бы скандальную историю с гонконгским холдингом Pacific Andes, которому государство в лице Федеральной антимонопольной службы рекомендовало избавиться от незаконно контролируемых им российских активов. Четыре компании из 11, подозревавшихся в аффилированности с ним, недавно перешли в собственность РМД. Как принималось решение о покупке? 

— Когда было принято решение войти в рыбодобывающий сегмент, компания и ее собственники вели переговоры и до сих пор ведут переговоры с большим количеством участников рынка. Процесс этот начинался задолго до того, как появилась информация о продаже каких-то аффилированных компаний. Потенциальные объекты для покупки мы никогда не делили по критериям, тем более критериям, связанным с деятельностью правоохранительных органов и других контролирующих организаций. Наш выбор основывается на трех основных факторах и связан исключительно с бизнес-составляющей сделки: объемы вылова компании в тех или иных подзонах, качество квот и эффективность их освоения. Конечно, играет роль и фактор цены, но его мы уже не контролируем. Решение принимается, исходя из этих параметров. У нас бизнес-проект по созданию крупнейшей компании в сегменте рыбодобычи, и мы его реализуем. Являются приобретаемые компании "аффилированными" или нет, не в нашей компетенции с этим разбираться. Нас интересует, продается компания или нет. Это является для нас первым фильтром для начала переговоров, второй — целесообразность этого приобретения для нас и стоимость актива. 

К слову, РМД была далеко не единственной компанией, которая интересовалась "аффилированными" структурами. В этом отношении ситуация на российском рынке очень конкурентная. Те приобретения, которые были сделаны, достались нам в ходе весьма острой борьбы. Последние два-три года в отрасли происходят активные консолидационные процессы. В этот момент появляются активы, которые продаются. Это было достаточным основанием рассмотреть возможность их покупки. 

— С кем приходится конкурировать? 

— Помимо нас в дальнейшей консолидации рыбной отрасли могут быть в первую очередь заинтересованы ее крупнейшие игроки, в том числе группа "Гидрострой", ГК "Океанрыбфлот", группа "Карат". Вместе с нами это группа лидирующих компаний, объем квоты каждой из которых превышает 100 тыс. тонн. Они уже сформировались, и с высокой долей вероятности потенциально заинтересованы в том, чтобы в дальнейшем наращивать и ее, и объемы вылова, и свою долю на рынке. В то же время можно констатировать, что до сих пор отрасль остается в значительной части неконсолидированной, большая часть квот распределена между большим количеством мелких компаний, в том числе "рантье". Последние живут только тем, что занимаются перепродажей квот, доставшихся им при распределении по историческому принципу, что по понятным причинам не способствует повышению эффективности и прозрачности отрасли. 

— С кем велись переговоры по покупке компаний, подозревавшихся в аффилированности с Pacific Andes? Кому перечислялись деньги? 

— Владельцами компаний действительно были российские юридические и физические лица. С ними велись переговоры и заключались сделки. Это реальные денежные сделки. Суммы фактически уплаченных средств абсолютно совпадали со стоимостью бизнеса. За четыре компании мы заплатили $540 млн. 

— Сколько компания еще планирует потратить на приобретения в этом сегменте? 

— Я с недоверием отношусь к игрокам любого рынка, которые приходят и заявляют: я хочу потратить, условно, $5 млрд. Это не совсем обоснованно. РМД будет готова и в состоянии потратить столько, сколько будет необходимо для развития бизнеса, и ограничением этому может послужить, например, определенное соотношение долга к EBITDA — не более 5. Но решение будет зависеть от ситуации на рынке: если стоимость активов будет зашкаливать, то нам будет выгоднее потратить эти деньги, например, на расширение флота или другие составляющие, стимулирующие органический рост бизнеса. 

— Как минимум об одном потенциальном приобретении можно говорить точно, это Архангельский траловый флот (АТФ), 100% акций которого должны быть приватизированы до конца этого года. 

— Что касается целесообразности приобретений, то мы по-прежнему считаем в первую очередь качество квоты, состояние флота и прочих параметров, важных для компаний рыбодобывающего сектора. Состояние флота АТФ весьма сомнительное, но у них большая квота профильной для нас трески. Потенциально АТФ нам интересен. В ближайшее время РМД или одна из наших дочерних структур подадут заявку на возможность приобретения этого актива. У него есть проблемные моменты, и мы посмотрим, будут ли они компенсироваться фактором цены. Любой актив за любые деньги нам не нужен. Это против того фундаментального принципа экономической целесообразности, который изначально закладывался в логику создания и развития компании. 

— Осенью прошлого года на правительственном уровне обсуждался вопрос о создании совместного предприятия с Pacific Andes, где с нашей стороны должна была присутствовать некая российская компания, и, согласно неофициальным данным, речь шла об РМД. В какой стадии находятся эти переговоры? 

— Это отдельный бизнес-проект, который может состояться только в том случае, если стороны достигнут взаимного соглашения, исходя из своих бизнес-интересов. В силу той роли, которую Россия и ее крупнейшие рыбопромысловые компании играют в мировой рыбалке, аналогичные переговоры у нас ведутся практически постоянно и о разных вариантах сотрудничества. Это и японская Nissui, и голландская Parlevliet & Van der Plaas, ряд азиатских переработчиков и другие. Все они хорошо известны и у нас, и на мировом рынке. Это игроки, которые хорошо понимают, что им нужно, они заинтересованы иметь дело с такими же крупными и понятными компаниями, как они сами. Pacific Andes не исключение, мы сохраняем интерес в работе с ними. На сегодняшний день никаких окончательных соглашений мы еще не достигли. 

— После приобретения "Турнифа", "Востокрыбфлота", "Интрароса" и "Совгаваньрыбы" компания стала владельцем крупнейшей в РФ квоты на вылов минтая. Далее при покупке компаний РМД будет ориентироваться только на этот вид? 

— В мире существует пять самых добываемых видов рыб. Первым идет перуанский анчоус, на втором месте — минтай, полосатый тунец, атлантическая сельдь и скумбрия. При этом 50% мирового объема добычи приходится на Тихий океан. И наш Дальний Восток очень четко встраивается в данную систему. Если еще вспомнить, что белая рыба — хеки, путассу и тресковые — это виды, предпочитающие холодную воду и сейчас в связи с глобальным потеплением наблюдается тенденция миграции в сторону севера, в этом смысле мы просто идеально природно, географически и исторически расположены для того, чтобы играть существенную роль в мировой рыбодобыче. По этим причинам минтай является одним из наших приоритетов вместе с тихоокеанской сельдью. Самый большой объем добычи минтая приходится на Россию — 1,7 млн тонн, еще 1,3 млн тонн вылавливается в США и примерно 350 тыс. тонн азиатские страны. Добыча белой рыбы является основным фокусом для нашего дальнейшего развития. 

— Как вы относитесь к инициативе государства, обязать российские рыбодобывающие компании строить суда только на отечественных верфях? 

— Флот объективно устарел, средний возраст судов — по 20 и более лет. Но я не вижу большой пользы от слишком активного участия государства в стимулировании создания флота, что может приводить к "переинвестированности" в отрасль, как у наших европейских коллег. На мой взгляд, участие государства в бизнесе должно заключаться в создании условий, которые стимулировали бы предпринимателей вкладываться в тот или иной сектор. Стимулом же в данном случае должен служить не столько возраст судов, сколько эффективность и экономическая целесообразность покупки или строительства новых. В чем точно требуется участие государства, так это в финансировании отраслевой науки. Какие-то базисные вещи со времен СССР, безусловно, сохранились, но это требует более активной поддержки, чем это происходит сейчас. Это касается и прикладных вещей, например мониторинга ВБР, и на первый взгляд отвлеченных изысканий, которые наука делает ради науки. Это напрямую влияет на эффективность рыбодобывающего бизнеса, который должен работать не в режиме охотника, а целенаправленно вести флот туда, откуда он выйдет не с пустыми сетями. 

— Чем собираетесь отвечать на призывы государства в лицеМинсельхоза и Росрыболовства продавать как можно больше рыбы на российский берег? 

— В России добывается 1,7 млн тонн минтая, внутренним рынком потребляется максимум треть. Мы можем, конечно, привезти все на берег, но кто это будет есть? В России достаточное потребление рыбы, по данным FAO (продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН.— "Ъ"), мировое среднедушевое потребление рыбы находится на уровне 19 кг, у нас этот показатель, озвученный Росрыболовством, составляет 22 кг на человека. Когда государство стимулирует потребление рыбы, нужно смотреть какова эластичность продукта и насколько снижение цен приведет к увеличению спроса. В противном случае это игра против рынка, так как для бизнеса сразу встает вопрос о целесообразности инвестирования в этот сектор экономики. У нас нет "плановых заданий" по продажам на внутренний рынок — только экономика: будет лучшая цена на внутреннем рынке — продадим на нем, на внешнем — будем экспортировать. 

— В какие еще зоны кроме Дальнего Востока рассматриваете для потенциальной экспансии? 

— Потенциально это Северо-Западный бассейн, он может стать вторым дивизионом компании. Пока же мы сосредоточены в Дальневосточном бассейне.