Прямой эфир. Президент ВАРПЭ про работу рыбной отрасли (ВИДЕО)
25 июня, в 10:00 по московскому времени состоялся прямой эфир на портале «Твой Дальний Восток», посвященный работе рыбной отрасли – одной из ключевых отраслей экономики Дальнего Востока.
Спикер:
Герман Зверев, президент Всероссийской ассоциации рыбопромышленников (ВАРПЭ). Глава ведущего рыбацкого объединения страны также является председателем Комиссии РСПП по рыбному хозяйству и аквакультуре и Общественного совета при Федеральном агентстве по рыболовству.
Ключевые темы:
- Роль рыбной отрасли в развитии Дальнего Востока
- Влияние пандемии коронавируса на рыбную отрасль мира, России в целом и Дальнего Востока в частности.
- Инвестиционная активность рыбопромышленных предприятий Дальнего Востока
- Лососевая путина-2020
- Доступная рыба: какую роль играют социальные программы в увеличении потребления рыбы
В эксклюзивном интервью президент Всероссийской ассоциации рыбопромышленников (ВАРПЭ), председатель Комиссии РСПП по рыбному хозяйству и аквакультуре и Общественного совета при Федеральном агентстве по рыболовству Герман Зверев рассказал об опасности браконьерства для Амура и Байкала, очертил перспективы российской рыбной отрасли после пандемии, предложил новые рынки сбыта для отечественной продукции и назвал ведомства, которые сильнее всего помогают и мешают дальневосточным рыбакам.
– Можно ли назвать рыбную отрасль одной из ключевых в регионе? Какое влияние она оказывает на экономику Дальнего Востока?
– Главный инструмент для измерения веса отрасли в экономике – валовый региональный продукт. Наиболее свежие официальные данные по ВРП Дальневосточного федерального округа доступны за 2018 год. Исходя из них, экономическая деятельность рыболовства и рыбоводства составляет около 210 млрд рублей – 4% ВРП. Многие считают, что этим вкладом роль отрасли и ограничивается, но, если изучить статистику внимательнее, становится понятно, что в эти 4% ВРП входит только непосредственно вылов рыбы траулерами.
Производство конечной продукции, такой как филе и консервы, попадает в статистику не по коду ОКВЭД 03.11 «Рыболовство, рыбоводство», а по коду 10.20 «Производство пищевой продукции». Этот вид экономической деятельности в 2018 году - она не менее 220-230 млрд рублей. Таким образом, вклад рыбной отрасли составляет уже не 4%, а в два раза больше. Дальше нужно посмотреть на те отрасли экономики, которые существуют благодаря добыче рыбы. Например, траулер в море – закупает продукцию у нефтеперерабатывающих предприятий и нефтебаз: еще 110-120 млрд рублей в год. На Дальнем Востоке также работает два десятка транспортных судов-рефрижераторов, которые приходят в район промысла, перегружают улов с борта траулера и идут в порт. Все они перевозят рыбу: не будет ее – не будет работы. Это еще 18-20 млрд рублей в год. Рыба пришла в порт, там ее перегружают, работают холодильники и склады – еще 1,5-2 млрд рублей. Затем товар транспортируют в центральную часть России – по железной дороге и автомобильным транспортом ежегодно перевозится 750 тысяч тонн рыбы. Ещё около 8-9 млрд рублей.
Если мы посчитаем все экономические эффекты, посчитаем судоремонт, то реальный вклад рыбной отрасли в экономику Дальнего Востока составляет не менее 10-12% ВРП. При этом на Камчатке, по такой методологии, вклад рыбной отрасли в ВРП составляет не менее 25%, в Приморье – не менее 12-15%. В 2018 году валовый региональный продукт всего ДФО составлял 5,4 трлн рублей, а доля рыбной отрасли в нем – порядка 600 млрд. Поэтому рыбную отрасль действительно можно назвать одной из ключевых. И это мы еще не затронули несколько перспективных направлений, которые пока работают не на полную мощность. Например, судостроение.
– Вы очень подробно рассказали про экономику. А каково влияние рыбной отрасли на жизнь простых людей?
– В отрасли работает около 100 тысяч человек, 40 тысяч из них – на Дальнем Востоке. На наш регион приходится и 70% добычи всех водно-биологических ресурсов. При этом средние зарплаты работников рыбопромышленных предприятий существенно выше среднего уровня заработной платы по региону. На Камчатке это заработная плата в рыбной отрасли – 140 тысяч рублей в месяц, в Приморском крае – 90 тысяч рублей. Предприятия генерируют спрос на самые разные специальности: и на очень высокотехнологичные, связанные с обслуживанием современных судов, и на те, которые требуют рутинного физического труда для той же лососевой путины.
К рыбной отрасли относится и 17 градообразующих предприятий на Дальнем Востоке. 17 населенных пунктов на Камчатке, в Хабаровском крае и Сахалинской области целиком зависят от рыбацкой экономики. К сожалению, специфика таких прибрежных поселений недостаточно учтена в государственной программе развития сельских территорий, утвержденной в прошлом году. Программа привнесла множество новых инструментов развития, но, с моей точки зрения, немножко в стороне остались рыбацкие деревни. Было бы правильно, используя корректировку налогового законодательства, сделать так, чтобы бюджеты этих поселений получали чуть больше денег от природной ренты, от использования водных биологических ресурсов. Как это сделать мы знаем и предлагаем конкретные инструменты и механизмы – недоработку нужно исправлять.
– Что больше всего сейчас тревожит рыбацкое сообщество Дальнего Востока? Что является наибольшей проблемой?
– Мысль, с которой рыбаки просыпаются и засыпают – лишь бы пришла рыба. 1 июня началась лососевая путина, пока добыто около 6 тысяч тонн, прогноз – 384 тысячи. За первые три недели мы видим хорошие проходы нерки на реках юга Камчатки. Это вопрос номер один, вопрос номер два – минтаевая путина в Беринговом море. Там очень хорошая промысловая обстановка, ряд предприятий уже практически использовал весь свой лимит на добычу и ждет, когда Министерство сельского хозяйства и Росрыболовство внесут коррективы в приказ о распределении допустимого улова. Мы ожидаем прибавку в 90 тысяч тонн минтая, до 1 июля эту норму пообещали принять, что очень важно для сотен рыбаков, которые там работают.
– В продолжение ваших слов – вопрос от коллег-журналистов из Дальнего Востока: каков прогноз вылова рыбы в этом году и какие факторы окажут решающее значение на этот показатель?
– Прогноз по разным видам рыбы отличается. Например, по минтаю – около 1, 8 млн тонн, по лососевым – 384 тысячи тонн, по сельдевым – около 260 тысяч тонн. На основе промысловых скоплений рыбы у нас нет оснований полагать, что в этом году мы «недовыловим». У предприятий очень оптимистичная оценка возможного вылова сардины иваси и скумбрии, этот промысел начнется осенью, в сентябре. В прошлом году на Дальнем Востоке было добыто 3,4 млн тонн рыбы, я предполагаю, что в этом году будет чуть больше – около 3,5 млн тонн.
– Вы говорите о таких оптимистичных прогнозах на фоне охватившей весь мир пандемии коронавируса. Сказались ли она как-то на рыбной отрасли? Как вообще работали люди в это время?
– Безусловно, инфекция повлияла на нас сразу по нескольким направлениям. Во-первых, для предотвращения распространения эпидемии наши предприятия начали использовать особые меры защиты. Например, прибывающие в порт транспортные и добывающие суда попадают на карантин, а прибывшим из других регионов работникам предстоит пройти обсервацию. Совокупные расходы на все эти меры только по Дальнему Востоку составляют порядка 8-9 млрд рублей.
Кроме того, коронавирусная инфекция оказывает и долгосрочное влияние. Пандемия привела к остановке целых секторов экономики, к росту безработицы – все это ведет к снижению реальных располагаемых доходов граждан. А это уже самым непосредственным образом влияет на потребительский спрос. Меньше денег – меньше покупают товаров. Рыба в таких ситуациях страдает в первую очередь: люди отказываются от покупки премиальных сортов. Думаю, что ситуация будет близка к той, которую мы наблюдали в 2008-2009 годах во время мирового экономического кризиса.
Влияет все это и на наших поставщиков. В первую очередь, это касается судостроения и судоремонта. В настоящее время строится 54 рыбопромысловых судна, 15 из них на Дальнем Востоке. Работа всех без исключения верфей оказалась затруднена: возникли сложности с поставками комплектующих из-за рубежа, болеют люди, возникает кадровая проблема. Поэтому мы видим, что практически по всем инвестиционным проектам, по всем проектам по строительству кораблей и береговых заводов идет отставание от графика на срок от полугода до двух лет – это серьезно повлияет на работу рыбопромышленных предприятий.
Но есть и позитивные новости, открылись новые возможности. Серьезные проблемы возникли у китайских и вьетнамских предприятий, которые выращивают тилапию и пангасиус. Оба эти вида рыбы поступают, в том числе, и на российский рынок, где конкурируют с отечественным минтаем – они находятся с ним в одной ценовой категории. Таким образом, проблемы у зарубежных предприятий приведут к тому, что этот около 40 тысяч тонн продукции не поступит на российский рынок. Это хорошая возможность для российских предприятий, тем более что за последние два года было построено 5 новых заводов на территории Сахалинской области и Камчатского края. Все они «заточены», в том числе, на производство филе минтая, филе белой рыбы. Поэтому, хотя последствия коронавирусной инфекции в большей степени будут негативными, как и в любом кризисе у нас есть возможности для развития и роста.
– Сейчас на Дальнем Востоке идет масштабное обновление предприятий в сфере рыбопереработки. Что нового было построено за последние годы?
– В 2018 году были введены в строй два предприятия на юго-западном побережье Камчатки, в прошлом году – завод Камчаттралфлота в Авачинской бухте, мощный рыбоперерабатывающий комплекс на Шикотане, мощности Южморрыбфлота в Приморье. В этом году должны были быть введены в строй еще два завода, в том числе крупное предприятие рыбоколхоза имени Ленина на Камчатке. Все эти заводы очень современные – их совокупная производственная мощность составляет порядка 100-110 тысяч тонн. Четыре введённые в строй завода уже хорошо отработали и осенний период в прошлом году, и весеннюю путину минтая в этом. Всего в рамках инвестквот в России должно быть построено 26 рыбоперерабатывающих заводов, 14 из них на Дальнем Востоке.
– По введенному в отрасли принципу «где ловим, там и строим» на дальневосточных верфях до 2025 года будут построены новые краболовы, заключено уже 15 контрактов. Как этот принцип отразится на развитии отрасли, что даст региону?
– В прошлом году состоялись крабовые аукционы, неотъемлемым условием которых было принятие компаниями обязательства не только заплатить деньги за саму квоту в федеральный бюджет, но и построить в течение пяти лет столько же рыбопромысловых судов, сколько было выиграно лотов. 142 млрд рублей поступило в федеральный бюджет, 35 лотов было реализовано, 35 контрактов на строительство судов заключили. 15 из них будут построены на верфях Дальнего Востока в Хабаровском крае и Приморье. Заложено уже 12 корпусов, в высокой степени готовности, как минимум, два судна. Заявленная стоимость инвестиций – около 25 млрд рублей, но, с учетом негативных последствий пандемии, произойдет неизбежное удорожание и увеличение срока строительства.
О сроках шла речь и в прошлом году. Мы обсуждали эту тему на разных площадках, наша ассоциация обращалась к вице-премьеру Юрию Трутневу с предложением разработать меры поддержки для тех предприятий, которые разместят заказы на Дальнем Востоке. Связано это с тем, что техническое состояние и кадровая обеспеченность региональных верфей на порядок уступает их конкурентам, которые работают на северо-западе нашей страны. Полпред направил Президенту докладную, в которой указал на необходимость поддержки строительства судов из бюджета – было принято решение о том, что заказчику будет возвращаться 20% стоимости краболова после того, как он достроен, введен в регистр и спущен на воду. Соответствующие расходы, в размере 4,7 млрд рублей, планировалось внести в бюджет на следующий год, но принятие этой меры затянулось – на прошлой неделе по итогам заседания правительственной комиссии по развитию рыбохозяйственного комплекса было принято решение ускорить работу.
Это стало бы очень хорошим подспорьем для рыбопромышленных предприятий. Еще одна необходимая мера – увеличение сроков строительства с пять до семи лет. Уже очевидно, что такое количество достаточно сложных и современных судов не удастся построить за столь сжатые сроки. Все-таки опыта такого нет, «давно не брали в руки шашек».
Строительство судов добавит в ВРП Дальнего Востока порядка 30 млрд рублей. Затем на дальневосточные верфи неизбежно придут заказчики судоремонтных услуг. Эта отрасль пока плохо развита, в 90-е годы ее попросту убили. Общую прибавку к ВРП мы, таким образом, мы можем оценить в 45 – 50 млрд – дополнительный процентный пункт. Итого рыбная отрасль даст в общую «копилку» 11-13% валового регионального продукта.
– Как бы мог выглядеть рейтинг российских ведомств по их положительному или отрицательному вкладу в развитие рыбопромышленного комплекса на Дальнем Востоке?
– Если не рассматривать регуляторов отрасли – Росрыболовство и Минсельхоз – мы можем найти и лидеров рейтинга, и лидеров антирейтинга среди ведомств, которые влияют на нас опосредованно.
На мой взгляд, лидером позитивного рейтинга является Минвостокразвития. Это ведомство делает очень большую работу для того, чтобы расчистить «авгиевы конюшни» административных барьеров, которые существуют в отрасли. У нас бывают споры и с ведомством, и с Агентством по привлечению инвестиций, но это деловая конструктивная дискуссия. Минвостокразвития – это очень инициативное, оно «заточено» на развитие экономики, на развитие рыбной отрасли. Часто они предлагают интересные идеи, которые мы из-за нашей рутины, из-за повседневной текучки не видим. Порой такой свежий взгляд попросту необходим и полезен.
Лидер антирейтинга – это Федеральная антимонопольная служба. С моей точки зрения, ФАС очень поверхностно, однобоко и непрофессионально оценивает деятельность рыбопромышленных предприятий и рыбной отрасли в целом. Совершенно недостаточное внимание они уделяют проблеме, которая волнует 99% жителей нашей страны – цене на рыбу. Почему такая высокая розничная цена? Что происходит, почему снежный ком наценки облепливает рыбу так, как ледяная глазурь плохое филе, и люди вынуждены тратить большие деньги на продукт с достаточно низкими отпускными ценами?
Два года назад Всероссийская ассоциация рыбопромышленников, которую я сейчас возглавляю, направила в ФАС письмо с просьбой разрешить нам согласовывать цены и зафиксировать низкую стоимость товара между рыбодобывающими предприятиями и магазинами, которые реализуют программы социальной торговли. Мы получили официальный ответ, подписанный замглавы ФАС, в котором было указано, что подписание такого соглашения будет являться нарушением ФЗ «О защите конкуренции». Поэтому, с моей точки зрения, вместо того, чтобы заниматься делом, заниматься снятием барьеров, которые приводят к удорожанию рыбы, ФАС занимается совсем другой работой.
– Как вы оцениваете работу Пограничной службы по защите морских биоресурсов?
– Очень высоко. Я считаю, что Пограничная служба ФСБ была тем бронированным кулаком, который нанес очень сильный удар по масштабному и опасному браконьерскому промыслу, представлявшему собой хорошо организованные транснациональные преступные группировки, которые возникли в 1990-е годы и существовали в течение 10-15 лет. За последние годы работа пограничников, конечно, изменилась, сейчас мы видим серьезное внимание профильных органов к профилактике преступлений, видим упор на предупреждение рыбаков о противоправной деятельности. В сухом остатке, ясно одно – Пограничная служба существенно оздоровила обстановку в морском промысле Дальнего Востока.
– В тех или иных формах браконьерство, наверняка, существует и сегодня. Как оно теперь выглядит?
– Браконьерство в том виде, в котором оно возникло в 1990-е годы, когда оно опиралось на устойчивые преступные группировки с выходом на иностранные рынки, когда оно располагало колоссальным защитным панцирем в разных органах власти, когда оно существовало в крабовом промысле, в минтаевом промысле – такого браконьерства сейчас нет. Оно мутирует, носит очаговый характер, в значительной степени переместилось из прибрежных морей в реки. Одна из проблемных территорий – Амур.
Браконьерство изменилось по трем причинам. Первую я назвал – это мощная и эффективная работа правоохранительных органов, в первую очередь, ФСБ и Генпрокуратуры. Вторая причина – изменилось законодательство. Возникли законы о рыболовстве, которые создали спрос на добросовестного пользователя. За 15 лет мы увидели изменение психологии рыбопромышленника. Если рыбак работает в условиях правовой чехарды и не знает, какую квоту он получит на следующий год, если он каждый год вынужден приезжать в Росрыболовство в Москву, участвовать в аукционах, платить за квоты, то он мотивирован на извлечение денег быстро и сейчас. Естественно, он не будет думать о том, что произойдет через 3-4 года, потому что он не знает, будет ли заниматься этим делом к тому времени. Долгосрочные квоты на 15 лет создают горизонт развития, вселяют в рыбака уверенность в завтрашнем дне. Соответственно, и его мотивация становится иной. Третья причина – с 2007 по 2012 годы были заключены международные соглашения с Японией, Китаем, Республикой Корея и США, которые, во многом, поставили барьер для беспрепятственного и безнаказанного «зеленого коридора» для контрабанды.
Браконьерство все еще существует, но теперь уже в других масштабах. Это не означает, что с ним не нужно бороться. Я считаю, что у нас есть недоиспользованный ресурс. Например, рыбоохрана в рамках Росрыболовства только-только встает на ноги, до недавнего времени ее оснащенность средствами связи и другим техническим оборудованием была недостаточной. Сейчас принимаются решения по исправлению этой ситуации и в целом это позволит в союзе с добросовестными рыбаками навести порядок и во внутренних водоемах, на реках.
– Вопрос из Якутии. Якутская северная рыба считается самой вкусной, многие заинтересованы в ее распространении на рынке страны и за ее пределами, но должного развития эта инициатива не получает. Насколько перспективен этот бизнес в Якутии и как его развивать?
– В Якутии рыба очень вкусная, но, безусловно, жителю каждого региона ближе своя. Я, как уроженец Камчатки, самой вкусной считаю камбалу. Если говорить о перспективах вылова и экспорта, то действительно, добываемая в якутских реках рыба относится к премиальным сортам – в ней хорошее содержание аминокислот, хороший баланс жирности и соотношение мышц и костей.
Сейчас Министерство сельского хозяйства реализует большой проект по поддержке экспорта и в рамках него, насколько мне известно, предусматривается финансирование маркетинговых исследований. Было бы важно провести его для понимания перспектив якутской рыбы.
Думаю, коллегам нужно поработать в диалоге с Росрыболовством и Минсельхозом. В министерстве даже есть специальный департамент, который занимается этими вопросами. Нужно изучить рынки и попытаться выйти на них с подготовленной стратегией. Потенциал, я думаю, действительно есть. К тому же, северные виды рыбы часто не подвержены паразитам, что создает колоссальное преимущество для их использования в кулинарии.
– Вопрос из Камчатки. Согласно нацпроекту, регион должен заработать 1,2 млрд долларов на экспорте, но даже в рекордную путину 2018 года рыбаки края заработали только 800 млн. Что с этим делать?
– Камчатские и сахалинские рыбаки в основном добывают минтай. Сейчас эта рыба в потрошенном виде поступает на российский и китайский рынки, а икра минтая в большей части, на 90%, отправляется в Японию – цену диктуют японцы. Мы стали работать над этим вопросом, чтобы понять, что будет, если мы часть товара перенацелим с японского рынка на Китай и найдем там покупателей, создав конкуренцию. По расчетам, это принесет дополнительно порядка 200-230 млн долларов.
Кроме того, в прошлом году было произведено 50 тысяч тонн филе минтая, при средней цене около 3 тысяч долларов за тонну. Изучив внешние рынки, можно найти нишу, куда мы сможем продать по этой цене, не 50, а 60 или 70 тысяч тонн. Вот эти маркетинговые решения и позволяют заработать больше денег при том вылове, который существуют уже сейчас. Путь только такой: расширять географию рынков и ассортиментный ряд производимой продукции. Это непросто и делается не по щелчку пальцев, но, если заниматься всерьез и надолго – можно выйти на требуемые показатели. Впрочем, сомневаюсь в достижимости планов, озвученных коллегами с Камчатки, до 2024 года, они более реализуемы в горизонте 2027-2028 годов, но идти к этому надо.
– Главная проблема рыбной промышленности на Камчатке – нехватка кадров. Как планируется ее решить, если даже высокая зарплата не является стимулом для школьников?
– Это проблема не только Камчатки, это мировая проблема: каждые два года международная Продовольственная и сельскохозяйственная организация (FAO) делает отчет, согласно которому старение рабочей силы – родовой признак всех рыбопромышленных держав. К сожалению, рутина и тяготы длительного ухода в море создают для современного молодого человека колоссальный отталкивающий эффект. Одна лишь только заработная плата уже тоже не решает все проблемы, найти людей очень трудно. Готового рецепта нет, каждое предприятие пытается действовать самостоятельно.
Сейчас в России строится 77 новых рыбопромышленных кораблей, из них 44 для Дальнего Востока – они современные, на них другие условия работы. Средняя численность экипажа составляет 50-60 человек, то есть в ближайшие 5-7 лет нам понадобится, как минимум, 3-4 тысячи специалистов. При чем это современные профессии, где нужно работать и головой, и руками. Я думаю, необходима штучная работа с учебными заведениями, которые готовят кадры. Необходимы встречи, общение, гарантии высокой зарплаты, неукоснительное соблюдение компаниями взятых на себя обязательств.
– Коллеги из Бурятии интересуются ситуацией с байкальским омулем. Запрет на вылов действует с 2017 года, зафиксировано ли изменение популяции и до какого времени могут продлиться ограничения? Достаточными ли темпами идет восстановление популяции осетра?
– К сожалению, часто бездумная и, в ряде случаев, незаконная добыча ценных видов рыбы привела к тому, что они были практически уничтожены. Это касается и осетровых на Амуре, и омуля на Байкале. Так что запрет абсолютно верный и правильный. Ситуация на Амуре сейчас очень тревожная: научное сообщество в последние годы обсуждало вопрос полного запрета промысла на реке – мы находимся у последней черты, у края. Пока что промысел все еще разрешен, но была серьезно ограничена длина сетей. На Байкале же популяция омуля растет, но, думаю, принимать решение о промышленной добыче пока преждевременно. Нужно, чтобы раны от бездумного промысла затянулись.
– Актуальный вопрос для Колымы, Чукотки и Камчатки. Возможно ли вернуться к субсидированию затрат предприятий на доставку рыбной продукции на рынок страны?
– Мне кажется, если ФАС не ослабит власть крупных розничных сетей, если сохранится перекос на рынке, при котором рыбаку достается 20-22% от конечной стоимости рыбы, а 50% уходит продавцу – никакое субсидирование ничего не исправит. Необходимо изменить систему ценообразования в рознице, в той конечной точке, где покупатель встречается с рыбой. Предложение коллег не считаю верным с экономической точки зрения и не думаю, что оно может серьезно повлиять на розничную цену.
– Несколько лет назад в ряде регионов Дальнего Востока были запущены социальные программы по продаже рыбы по низким ценам. Как вы относитесь к таким начинаниям и есть ли у них будущее?
– Это важные программы. В 2018-2019 годах они реализовались в Приморье, в Сахалинской области, в Магаданской области – с их помощью было продано около 20-25 тысяч тонн продукции. В этом вопросе ключевую роль играет инициатива местных руководителей. Там, где они в этом заинтересованы и постоянно держат руку на пульсе, начинание не умирает, будет развиваться и имеет хорошие перспективы.
– Какие вы можете дать прогнозы по путине на Амуре в этом году? Почему произошло резкое снижение объемов вылова: это браконьерство, большое число заводов в низовьях или какие-то природные факторы?
– Считаю, что здесь велик вклад браконьерства. В 2015-2017 годах судебными органами Хабаровского края принимались решения, которые позволяли практически безнаказанно уходить от ответственности людям, занимавшимся массовым браконьерским промыслом. Человек, осуществляющий незаконную добычу рыбы и застигнутый в момент совершения преступления, мог просто достать из кармана заранее заготовленное заявление, в котором было указано, что он просит оформить все происходящее, как добровольную явку с повинной.
Это являлось основанием для прекращения уголовного дела, даже при непогашенном ущербе для государства. Из 157 уголовных дел, возбужденных за браконьерство, в 2016 году 120 дел было прекращено по этому реабилитирующему основанию. И это только один год! При этом речь шла о людях, застигнутых на месте преступления, где находилось 40-50-100 кг икры. С учетом того, что икра составляет лишь 3-8% от веса рыбы, отдельные преступники уничтожали до тонны рыбы.
Поэтому, я думаю, что браконьерство – главная причина катастрофического, предкризисного состояния рыбных запасов Амура. Необходимо принимать серьезные решения, иначе мы можем потерять его надолго. И это не ради красного словца. Нельзя, чтобы осетр и амурская кета ушли в прошлое, как, в свое время, корова Стеллера.
Рыбная отрасль – это особая отрасль экономики. Она имеет дело с природными ресурсами и здесь проходят нервные окончания национального самосознания. Любые решения в рыбной отрасли необходимо принимать с учётом её реального вклада в региональную экономику, с учётом осуществления ответственного рыболовства.
youtube.com / VRCM SPACE
