Радиоактивная сайра
Дальний Восток, ставший основным транспортным коридором между Россией и Азией, все больше подвергается техногенному воздействию, от которого страдают воды и морские ресурсы региона. Об этом сообщает eastrussia.ru.
Главный научный сотрудник Тихоокеанского океанологического института ДВО РАН, профессор ДВФУ, доктор биологических наук Владимир Раков рассказал грозит ли ДФО экологическая катастрофа, какие последствия аварии на Фукусиме нас ждут и почему крупнейшее озеро региона может повторить судьбу Аральского моря.
- Каково сегодня экологическое состояние вод Дальнего Востока и что является основными источниками их загрязнения?
- Экологическое состояние вод – крайне плачевное. Воды суши загрязнены еще больше, чем моря. Мы знаем, что Аральское море пришло к экологической катастрофе, исчезла восточная половина озера. У нас аналогичная ситуация наблюдается с озером Ханка. Его уровень упал уже на несколько метров по сравнению с тем, что было 100-150 лет назад, когда русские люди вышли на его побережье. Озеро и без того мелкое - средняя глубина меньше 3 метров, а максимальная - около 10 метров, хотя это самый большой пресноводный водоем на Дальнем Востоке России. Его истощение идет через испарение и отбор воды на полив полей. Как итог – падение уровня воды, а это означает, что все, что раньше обитало на грунте, который раньше был под водой, зимой просто вымерзает – все моллюски, все донные животные погибают. Поэтому кормовая база разрушается, из-за этого и рыбы становится меньше.
Плюс в 1960-70-е годы на всей Приханскайской низменности были построены мощные ирригационные сооружения. Все сельскохозяйственные поля обильно поливались, да и сейчас поливаются минеральными удобрениями, гербицидами, пестицидами – химическими реагентами. Значительная часть из них - та, что не усваивается растениями, - попадает в Ханку через ирригационные каналы. Вся эта химия влияет на экосистему озера, которая страдает, деградирует и гибнет. Конечно, сейчас принимаются попытки как-то исправить ситуацию – «Приморрыбвод» и ТИНРО пытаются разводить рыбу для того, чтобы как-то поддержать местную популяцию, но это капля в море. Плюс Китай, с которым мы делим Ханку, не идет на сотрудничество. Сейчас нет никакого соглашения о том, чтобы привести озеро в первоначальное состояние и воспроизводить те ресурсы, которые были потеряны. В последнее время многие виды, обитающие в озере, стали краснокнижными – кожистая черепаха, окунь-ауха, амур, другие виды рыб, моллюски. Во всех группах биоты озера, начиная от фильтратов и заканчивая хищниками, есть виды, которые пострадали, исчезают, вписаны в Красную книгу или те, которых следовало бы уже вписать туда.
Аналогичная ситуация и с морскими водоемами. В Приморье самые пострадавшие - Амурский залив и залив Находка. В последнем расположено более десятка предприятий, которые занимаются перевалкой опасных грузов: угля, минеральных удобрений, цемента, рудных концентратов, которые попадают в залив. Здесь же нефтепорт Козьмино, где время от времени случаются проливы нефти. Пока они не катастрофические, но на самом деле трудно сказать, что и в каких масштабах там происходит, так как территория огорожена. Если будет построен еще и завод ВНКХ на 30 млн тонн химических удобрений, который будет выпускать сильнейшие яды, то производственные условно очищенные воды будут попадать в залив, и от этого не поздоровится всем, кто там живет.
В заливе Находка не осталось ни одной бухты, где сохранились бы промысел и хозяйства марикультуры. Все предприятия, которые там существуют и занимаются перевалкой опасных грузов, сосредоточены в маленьком заливе. Плюс множество портов, а это значит, что подходы к причалам должны иметь большую глубину для крупных судов. Делается дноуглубление, и илистый грунт, который изымается, сваливается тут же неподалеку, и на его месте не остается никакой жизни. За несколько лет экосистема может постепенно восстановиться, но дно углубляют регулярно, что не дает биоте регенерировать полностью. То есть это - полное уничтожение всего живого.
Что касается Амурского залива, то в его центральной котловине выявлена бескислородная зона с сероводородным заражением грунта и самой воды, которая уже давно наблюдается в Черном море. По сути, это кислая среда, и довольно агрессивная: если что-то органическое туда упадет, то начнет очень быстро разлагаться. Эта зона с каждым годом расширяет площадь. В 2006 года она занимала только ту часть, где глубина составляет 50 метров, но сейчас расширилась на значительную часть залива и летом начинает ощущаться уже на глубине от 5 метров. Не исключено, что когда-нибудь эта зона подойдет и к самому берегу, и купаться там станет невозможно.
Критическая ситуация на Дальнем Востоке в основном наблюдается в Приморье, потому что этот регион - транзитный коридор для перевалки за рубеж разного рода сырья – нефти, нефтепродуктов, газа, угля, рудных концентратов, цемента, минеральных удобрений. В других регионах ДФО есть свои проблемы, меньше всего их на Чукотке – там нет особых источников загрязнения. На Сахалин и Камчатку все опасные грузы завозятся как раз через Приморье, поэтому опять же это регион страдает больше всего. Плюс нагрузка на воды здесь неравномерная – все производства сосредоточены на юге.
- Грозит ли региону экологическая катастрофа?
- Обо всем Дальнем Востоке в контексте экологической катастрофы говорить не приходится, потому что есть и Камчатка, и Чукотка, воды которых почти не подвергаются техногенным воздействиям. Но есть отдельные места ДФО, где экологическая катастрофа возможна – это освоенные промышленные территории: южное Приморье или северо-восточный Сахалин, где ведется добыча нефти на шельфе. Все забывают, что этот район – крайне сейсмоопасный, что доказывает трагедия Нефтегорска. Эта зона не самая неблагоприятная для добычи нефти и газа, потому что Охотское море замерзающее, здесь почти полгода держится подвижный толстый лед, всегда штормит. Здесь более суровые условия по сравнению, например, с Мексиканским заливом, где, тем не менее, случилась катастрофа, и вся северная часть Атлантического океана, вплоть до Европы, ощутила на себе воздействие – нефтяной шлейф протянулся на тысячи километров. А на Сахалине эта опасность в связи с климатическими условиями еще выше. Нефтяная пленка после выброса тысячи кубометров нефти – экологическая катастрофа, потому что птицы, рыбы, донные обитатели, млекопитающие массово гибнут. Такая катастрофа возможна в районе северо-восточного Сахалина. Все Охотское море связно с нефте- и газодобычей, поэтому здесь экологический кризис – только вопрос времени.
Самое печальное, что степень загрязнения с годами только растет. 30-40 лет назад, занимаясь бентосными съемками в чистейшем заливе Посьета в Приморье, в каждой мелкой пробе грунта я находил следы антропогенного влияния - например, свинцовую дробь, оставшуюся после охотничьего сезона. А свинец - это яд для окружающей среды. В более глубоких водоемах уже тогда я находил куски старой краски от судов, которую счищают и выкидывают прямо в море, а во многих видах красок содержится ртуть. Также на Дальнем Востоке раньше ходили пароходы, которые сбрасывали золу, где немалое количество радиоактивных элементов, опасных для живых существ.
Сейчас в районе порта Посьет до 60% в некоторых пробах грунта составляет чистый уголь, который смыло с причалов. Уголь – это 3-4 классы опасности. В Приморье, на Сахалине появились угольные пляжи, и так – везде, где идет его добыча и перевалка. Плюс нефтепродукты, попадая на поверхность воды, со временем концентрируются вокруг мелких предметов – мертвых рачков, личинок рыб, - и оседают на дно. А на дне их «собирают», например, трепанги, которые не разбираются в том, что попадает им в рот. Напитавшись, они или погибают, или у них появляются разного рода уродства.
- Справляются ли нынешние законы и нормативные акты с загрязнением вод?
- Дальний Восток - регион, который, наверное, имеет богатейшую в России флору и фауну. Если взять, например, Москву, там этого всего этого нет, и законы, связанные с охраной моря, центр не волнуют. Поэтому инициатива о создании правовых актов должна исходить именно от властей региона, но здесь очень много препятствий: все морские акватории являются федеральной собственностью. То есть местные власти могут принимать какие-то законы с разрешения Москвы, но ей это особо не нужно.
Даже промысел рыбы в прибрежной зоне толком не регулируется: экспертиза проходит в Москве, где эксперты далеки от дальневосточных реалий, квоты на лов утверждаются там же. По этой же причине не чистится бухта Золотой Рог – это федеральная собственность. Получается, все необходимые законы или отсутствуют, или не работают, федеральные органы ими не занимаются. Если бы местные власти забрали эту воду в свое ведение хотя бы в пределах портов, тогда относительный порядок мог бы быть, но подобной инициативы пока нет, регионы не хотят брать на себя дополнительную ответственность. Как итог - предприятия сбрасывают отходы деятельности в моря и получают штрафы за загрязнения, но они настолько мизерные, что выгоднее их заплатить, чем заниматься чисткой водоемов.
Новые законы проходят через Думу очень тяжело. Как пример: история закона об аквакультуре насчитывает более 20 лет, а когда его, наконец, приняли, то оказалось, что для марикультуры он не пригоден, потому что за основу брали не местные разработки, а московские проекты. Закон подходит для пресноводных водоемов, но не для моря. Вышла инструкция по рыборазведению, а не закон об аквакультуре, тем более морской. К сожалению, сейчас нет законов, которые могли бы обезопасить водоемы и позволить как-то восстановить нарушенный экологический баланс.
- Буквально на днях завершилась экспедиция Росатома по исследованию степени влияния аварии на Фукусиме на состояние вод и морских обитателей региона. Каковы, по-вашему, прогнозы на распространение и отложение радионуклидов в Японском море? Насколько эта катастрофа может в будущем сказаться на состоянии вод и морских обитателей?
- Тот факт, что экспедиция организована Росатомом, говорит о том, что это экспедиция заинтересованных лиц. Основная задача здесь – показать, что там все хорошо. Вообще же, основная проблема в том, что японцы не подпускают близко к Фукусиме, поэтому специалисты Росатома работали далеко от места аварии. Но глубина там составляет 4-5 километров, плюс обширные пространства открытого океана, поэтому сточные воды с Фукусимы быстро растворяются в больших объемах морской воды, и эти несколько тонн – настолько малая концентрация, что найти что-то нереально.
Что касается Японского моря, то радионуклиды здесь начали появляться сразу после бомбежки Хиросимы и Нагасаки. Они есть в осадках, мы потребляем их с рыбой. Авария на Чернобыле тоже добавила радиации, и сегодня здесь уже есть радиация и с Фукусимы. Эти радионуклиды – свежие, их наверняка очень много. В Японское море они попали с атмосферными осадками, когда происходил выброс изотопов при аварии. Также радиация попадает сюда с течениями. А поскольку АЭС «Фукусима» продолжает существовать, то вопрос этот остается открытым, и трудно сказать, чем все может закончиться. Радиация разносится по всему Дальнему Востоку через биоту, через мигрирующих животных и птиц, поэтому надо постоянно контролировать ситуацию - проверять рыбу, которая вылавливается у Южных Курил, возле Хоккайдо.
Эта авария может иметь серьезные последствия для нашего региона, потому что через район Фукусимы происходит миграция многих видов рыб, например сайры, а за сайрой идет кальмар. И дело тут не только в радиоактивности, которую они могут накопить в своем теле, а еще и в том, как она отразится на следующих поколениях животных. Наш институт изучал влияние облучения на разные морские виды. Так, например, проростки ламинарии после дозы радиации были настолько аномальными - вместо длинного слоевища капусты были перистые, как у пальмы, листочки. Поэтому, какие монстры появятся после аварии на АЭС, предугадать никто не может. Разного рода отклонения уже встречаются в море, к примеру, в районе Чажмы мы нашли личинок рыб, позвоночник которых изогнут горбом. Но когда говоришь специалистам Росатома, что это их влияние, то слышишь в ответ: «А вы докажите, что оно наше». Ну а как доказать? Прямая связь между радиацией и мутациями есть, но доказать ее без глобальных научных экспериментов нельзя.
- Какие меры необходимо принимать, чтобы бороться с загрязнением вод, и насколько реально остановить этот глобальный процесс?
- Учитывая, что правительство уделяет серьезное внимание развитию региона, необходимо создание института экологических проблем Дальнего Востока, которого у нас нет, но подобные есть во всех серьезных промышленных районах - в Тольятти, в Западной Сибири. Если бы подобный институт существовал, он бы давал экспертные оценки и определял территории, которые необходимо оградить от промышленного воздействия, например из-за нереста крабов или обитания исчезающих видов животных. Этот институт может быть чисто виртуальным, но если его исследования будут финансироваться, то можно будет отчасти решить проблемы загрязнения вод. Иначе без такого объединения все ученые, в одиночку занимающиеся экологией моря на Дальнем Востоке, бьются как рыбы об лед.
Кроме того, при планировании глобальных проектов в регионе, в частности составлении экспертиз, нужно больше доверять местным ученым. Когда читаешь проекты крупных строек, становится понятно, что информацию о состоянии местных вод и ресурсов берут или из интернета, где она ограничена, или из старых справочников, которые основными загрязнителями называют давно закрытые заводы. Также путают географические названия, а значит, и обитателей водоемов. И какая тут может быть экспертиза? В ДВО РАН и специалистов, и информации хватает для того, чтобы составить серьезный проект, который хотя бы отчасти обезопасил бы местную экологию.
Загрязнение морей – это необратимый процесс. Он идет такими темпами, что воды очистить невозможно. Однако предотвратить рост загрязнения можно. Хотя бы начать с очистных сооружений. Но эффект от тех, что построены в том же Приморском крае, будет только тогда, когда качество воды после очистки будет на одном уровне с качеством воды в аналогичных сооружениях Японии. Там вода тестируется с помощью обычного аквариума с рыбками, который стоит в кабинете директора очистного комплекса, также сам руководитель пьет эту воду, проверяя качество очистки на себе. У нас на очистных сооружениях мало ступеней фильтрации, плюс периодически проводятся залповые сбросы, которые сложно отследить, а если виновников и ловят за руку, то вся история заканчивается мизерным штрафом.
