В мире обострилась конкуренция за водные биоресурсы
Мир стоит на пороге рыбных войн. В ближайшие годы мы увидим глобальный передел рынка морскими державами, конкуренция между которыми обостряется с каждой путиной. Об этом сообщает Российская газета.
В ход пока не идут сверхсекретные технические средства, но наработки уже есть, рассказал директор Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии Михаил Глубоковский. А также о том, какое место в этой гонке займет Россия.
Михаил Константинович, так что получается: рыбы в Мировом океане становится меньше?
Михаил Глубоковский: Рыбы меньше не становится. Но и больше - тоже. В последние 20 лет мир живет в условиях практически полного использования экономически рентабельных объектов промысла. Увеличение вылова отдельных стран может происходить только за счет сокращения вылова других.
То есть можно говорить об обострении борьбы между государствами за эти ресурсы?
Михаил Глубоковский: Безусловно. Прежде всего противостояние ведется на политическом поприще. Например, используется такая практика - усложнить промысел для неугодных стран. Этим сейчас занимаются Австралия, Новая Зеландия, США и Канада. Они хотят создать морской охраняемый район в море Росса. Это, проще говоря, морской заповедник.
Таким образом, перекроются основные места промысла клыкача для российских рыбаков. Это такой крупный морской окунь. В рознице килограмм мороженой рыбы стоит около 60 долларов. Примерно в пять раз дороже крабов. Неплохо, да?
А наша позиция заключается в том, что они пытаются признать заповедником те места, которые таковыми признавать нельзя. Мы говорим: давайте создавать заповедники, мы не против, только в несколько других местах. Нас поддерживают Китай, Корея и Германия. Сейчас на этот счет идет горячая борьба.
Но мы тоже не сидим сложа руки: ввели меры по сохранению диких популяций осетровых в Каспийском море.
Михаил Глубоковский: В этом участвуют все пять прикаспийских стран: Россия, Казахстан, Туркмения, Иран и Азербайджан. Для того, чтобы закрыть промысел осетровых, велись жаркие дискуссии. Что такое осетровые? Это большие деньги, дорогая рыба. В итоге мы все-таки ввели меры по сохранению диких популяций осетровых.
Беспрецедентное мероприятие! Это миссия. Потому что если сейчас меры не предпринять, то осетровых для наших детей и внуков не будет. Они их уже не попробуют. Сейчас у нас есть шанс, закрыв коммерческий промысел, оставив промысел только для науки, чтобы оценивать запасы, и для искусственного воспроизводства на осетровых рыборазводных заводах, у нас есть шанс, прижав международных браконьеров, восстановить численность осетровых. И через 5-10 лет мы можем вернуться к коммерческому промыслу осетровых в Каспии.
С браконьерами там сейчас насколько серьезная ситуация?
Михаил Глубоковский: Речь не просто о браконьерах, а о международных криминальных группировках. Они действуют быстрее, чем правительства. Они более динамичные, легче договариваются.
Мы добились того, что был повышен статус международной комиссии. И теперь туда входят не только рыбаки и менеджеры рыболовства, но и рыбоохранные службы этих стран. У нас есть пограничная служба ФСБ, которая отвечает за морскую акваторию. И рыбоохранная служба Росрыболовства, которая работает в реках в бассейне Каспия.
Минсельхоз России ставит план утроить в ближайшие 3-5 лет вылов рыбы. Это реально?
Михаил Глубоковский: В несколько раз за 3-5 лет сложно, конечно, увеличить. Сейчас мы ловим 4,3 миллиона тонн. В принципе до 6,5 миллиона можем, если государство будет поддерживать отрасль. В том числе и аквакультуру, и науку.
Нужна поддержка государства экспедиций в отдаленные районы промысла. А еще танкеры, спасательные суда. Ни одной компании это в одиночку не под силу сделать.
Надо сказать, что в послевоенные времена все основные запасы рыбы в Мировом океане открыли советские ученые. Потому что, например, только в дальневосточном рыбохозяйственном бассейне в Тихом океане мы делали 60 крупномасштабных экспедиций в год. Это была общегосударственная политика.
Вообще нам надо определяться: либо мы региональная держава и ловим в своей национальной экономической зоне свои 3,5 или 6-7 миллионов тонн, с водорослями чуть больше. Либо мы все-таки глобальная держава и выходим в Мировой океан. Если мы туда пойдем, то мы сможем в 2-2,5 раза в ближайшие годы увеличить вылов.
Люди старших поколений удивляются. Раньше рыба стоила дешевле мяса, сейчас наоборот.
Михаил Глубоковский: Во всем мире рыба дикая стоит дороже мяса, потому что мясо - говядина, свинина, курятина - разводится на фермах.
А ловля рыбы - это охота, по сути дела, это риск. Риск не только для людских жизней. Это риск еще и потому, что ты пришел, а там ничего нет. Значит, впустую сходил на охоту.
Мы используем все ресурсы Мирового океана, которые могли бы?
Михаил Глубоковский: Нет. Взять ту же ситуацию вокруг моря Росса. Она сложилась не только из-за клыкача. Вопрос стоит о вылове 15-20 миллионов тон криля в год. Это такие рачки, живущие в зоне Арктики.
Человек ест этого криля?
Михаил Глубоковский: Зачем есть криль, если вы можете на нем вырастить лосося? Например, норвежцы выращивают примерно миллион двести тысяч тонн атлантического лосося, который у нас на рынке называется семгой. Семга это русское название. У норвежцев семги нет, у них называется атлантический благородный лосось.
Говорят, что искусственно выращенный лосось по качеству хуже дикого. Это правда?
Михаил Глубоковский: Всякие страшные разговоры, что это пища Франкенштейна - это все глупость. Вы же едите свинину? Не кабанятину, а свинину.
Норвежцы провели серьезную селекцию, они не просто так дикого лосося разводят. Они десятилетия работали, все откатали до совершенства почти идеального. Но для того, чтобы вырастить миллион двести тысяч тонн семги ежегодно, надо затратить примерно два с половиной миллиона тонн кормов, которые примерно на 70-80 процентов состоят из белка.
И тут-то и нужен криль!
Михаил Глубоковский: Нужна рыбная мука, которая должна получаться из каких-то технических видов водных биоресурсов - глубоководные рыбы, миктофиды, криль. Можно и кальмаров, хотя их жалко. Причем цена рыбной муки на рынке достаточно высокая.
А как у нас с рыбной мукой?
Михаил Глубоковский: А в России рыбная мука нужна не только для аквакультуры, но и для сельского хозяйства, для домашних животных. Комбикорма из нее делаются.
Не менее миллиона тонн у нас потребность в кормах на сегодняшний день. Это без учета того, что мы собираемся развивать собственную аквакультуру, выращивание рыбы. Если мы сто тысяч тонн кормов будем делать своих, то дай бог. Если мы не делаем, значит, мы покупаем это за рубежом. А они нам продают не по оптовым ценам, а с наценкой. Бизнес есть бизнес. Так что на чужих кормах развивать аквакультуру бесполезно. Сейчас у нас выращивается примерно 230-240 тысяч тонн рыбы. У Китая 50 миллионов тонн с лишним.
Если это такая золотая жила, то почему в производство кормов вкладывается так мало денег?
Михаил Глубоковский: Бизнесмены наши пока не видят ситуации. Они думают, что это не будет пользоваться спросом.
Если вернуться к рыбным войнам. Могут, например, американцы, переманивать нашу рыбу в свои воды, используя какие-то специальные прикормки или, может, спутники. Есть разные теории заговоров...
Михаил Глубоковский: Насколько мне известно, у США такой технологии нет, а в России мы о подобном думали. Но пока остановились. Хотя идеи перспективные есть. Американского лосося можно переманить в российские воды. Но делать пока мы этого не будем.
А какой там принцип? Ну хотя бы намекните!
Михаил Глубоковский: Это связано с управлением инстинктом родного дома, благодаря которому и рыбы, и птицы возвращаются на места своего нереста или гнездовий.
Лосось уходит в океан, проходит тысячи километров и все равно возвращается в родную речку. У нас есть идеи, как управлять этим процессом.
Насколько сейчас велика вероятность, что на рынке появятся необычные виды рыб? Например, какие-то глубоководные?
Михаил Глубоковский: Вероятность велика. И это связано с климатическими изменениями. Правда, я не верю в глубоководных рыб, потому что они глубоко, там ничего особо не меняется. Как холодно там было, так и остается. Если мы будем развивать технологии переработки этих рыб, то, конечно, они могут появиться на рынке.
Сейчас каких-то рыб меньше, которые раньше были более распространенными?
Михаил Глубоковский: В 1980-е годы мы на Дальнем Востоке ловили до 800, даже более тысяч тонн сардины, которая в народе называлась сельдь иваси. Это была очень важная рыбка, небольшого размера, как маленькая селедочка. И если она правильно обработана, то это просто замечательная рыба. А у нас селедки же много едят в стране. В те времена селедка ушла вниз, а иваси поднялась. С нуля до 800 тысяч тонн! И скумбрия. Скумбрию все знают, но вопрос в ее количестве. Бывает мало, а бывает много. Сейчас наступил период, когда лососи океанские пошли вниз. И это объективная причина. Это не браконьеры, это климатические изменения. Может, будет так, что будем ловить 80 тысяч тонн лосося, вместо 350. Но в альтернативу вверх пошли иваси. То есть я прогнозирую, что красной икры на рынке станет меньше в ближайшие годы. Зато появится иваси и скумбрия.
